Конкурс:Дизайн Ванной Комнаты

[Leda2]

Яков Есепкин

Концерт в записи

Приближение к зеркалу

Весна твоей жизни совпала с весною,
Венцы филармонии Бах осеняет,
И плачут над каждой органной трубою
Заздравные свечи, и воск их не тает.

Над пурпурной тяжестью бархатных кресел
В сребристо-линейном ристалище зала
Горящею радугой реквием взвесил
Электроорган векового накала.

Он помнит величье и свечки иные,
Ручейную сладкую негу вотуне,
Бессмертие любит изыски свечные,
Червовые искусы в черном июне.

Давно извели бедных рыцарей дивы,
Какие спасать их брались всебесстрашно,
Лишь фурьи меж нас, а белые Годивы
В альковах вкушают с принцессами брашно.

Дались нам аркадии княжеских спален
Темнее, доныне мы там хороводим,
Невинников легкость дика, вакханален
Их танец, Рудольф, что и девиц изводим.

Коль всех отравили цветками граната,
Еще семенами и зернами, Коре
Вернем эти яства, за фугой соната
Звучит пусть, Алекто ль мила Терпсихоре.

Нам чистые ангелы шлют угощенья,
Нам розы свои ароматы даруют,
Свободней музыцы сии обращенья,
Царицы стонежные с нами пируют.

Серебряных эльфам гвоздей яко видеть
Не стоит и маковый рай неохранен,
Закажем убийцам армы ненавидеть,
Равно им терничник нектарный возбранен.

А что воровать друг у друга ауру,
Мы были велики и время лишь наше
Лелеяло пенье и нашу тезуру
Червленою строчкой тянуло по чаше.

Теперь из нее пьют эльфии нектары,
Летят ангелки на мрамор белладонны,
И нимфы златые влекут в будуары
Убитых царей, и алмазятся донны.

Нет маковых раев, а мы и не плачем,
Сон вечности крепок и белых альковниц
Еще мы успеем почтить, и сопрячем
Еще партитуры в охладе маковниц.

Когда лишь в партере темнеет от света,
Близ фата-морган усмиряются чувства,
На пленке миражной в слоях черноцвета
Сияет немая пластина искусства.

[Leda2]

Яков Есепкин

Сангины мертвых царевен

XXXXI

Ночь-царица чудесно тиха,
Ныне ангелам суща беспечность,
Фей небес в золотые меха
Одевает холодная млечность.

Прекричим ли, Господе, пеять
Не велят царичам убиенным,
И начинем тогда вопиять
С темных ярусов к мглой осененным.

Будет стол антикварный всепуст,
Ангелки нас окликнут со хоров,
И лишь барва польется из уст
На винтажи кровавых фарфоров.

XXXXII

Пудры тусклые нощно горят,
Золоты перманенты у ведем,
Нас ли ангелы неб укорят,
Мы от гоев сейчас не уедем.

Пред Гекатой разбилась в куски
Ночи сводность, и где минареты,
Боги Ада одне высоки,
К нети мчат нашей славы кареты.

Бал юдиц неумолчен, оне,
Содрогаясь, над миррою веют
Злато пудр и о темном огне
С хладным воском цветов багровеют.

XXXXIII

Как пылают еще зеркала,
Тюль меловый таит соваянья,
Се юдоль и незвездная мгла,
Паче вишен Гекаты даянья.

Пей холодное брашно, август,
Все твои юровые расцветки,
Аониды ль из пламенных уст
Яд прелили в ночные серветки.

Поманит нас еще Вифлеем –
И альбомы со цветию спрячем,
Узрит нощь, как исчадно тлеем,
Как над миррой и вишнями плачем.

XXXXIV

Темной слотой вифанских стольниц
Мы и дышим, каждение наше
Стоит звезд и ночных багряниц,
Стоит восков, тисненых по чаше.

Царствуй, мгла Иудеи, равно
Мы не к эти столам оглашенны,
Пусть лиют данаиды вино,
Пусть и будут пиры совершенны.

Бледный отрок со млечной тесьмой
На челе как явится – узрите,
Сколь траурно мы взнесены тьмой,
Сколь исчадно тлеем в лазурите.

XXXXV

Серебристая тушь у менин
Всеволшебна, ланит перманенты
Снов белей, это рай именин,
Майский день, в сердце льющий дьяменты.

Битый мрамор фамильный почтим,
Нас еще Мельпомена услышит,
Мы еще умирать не хотим,
Не бессмертие ль трауром дышит.

Как и слотные дышат сады
Хмелем неб и охладною сенью
Темных цитрий, где падшей Звезды
Червность кажет пути к неспасенью.

[Leda2]

Яков Есепкин

Сангины мертвых царевен

XXXXVI

Нимфы августа яства несут
Ко столам, блещут вина сурьмою,
Яко агнцев блаженных спасут,
О звездах мы приидем гурмою.

Льется пир отходной, сколь полны
Все начинья сие и всещедры,
Что и ждать фаворитов Луны,
Возлетайтесь, корицы и цедры.

Всё еще юды тщатся зазвать
Нас к столовию, воски свечные
Мглой тисня, всё бегут укрывать
Бледных юношей в тьмы ледяные.

XXXXVII

И еще накрывают столы
Феи ночи и путники ада,
И юдицы опять веселы
В пировых нетлеенного Сада.

Это демоны Геллы поют,
Чу, оне ль нас теперь отпевают,
И толкутся, и алчно снуют
Круг емин, и еще пировают.

Мы одне в елеонских садах,
Ночь пуста, се безсмертие наше,
Восстоим о юдольных звездах,
На фарфор диаментность лияше.

XXXXVIII

Ночь меловниц успенных пьянит,
Бледный морок над тьмой нависает,
Кто живой, кто еще именит,
Отзовись, гоев хмель и спасает.

И слетят с хоров неб ангелки,
Царе, виждь мир теней совершенных,
Мы и сами были высоки,
Нас алкали пиры оглашенных.

Днесь точится в незвездность арак,
Блещут небы, сияя лучами,
Где и льется томительный мрак
На столы, превитые свечами.

XXXXIX

Плачьте, плачьте, камены о сех
Бедных рыцарях нощной юдоли,
Со восковьем о тонких власех
И звездами таящих уголи.

Всетрапезные эти столы
Ожидают иных постояльцев,
Геть, юдицы, алкать, веселы
Яко вы без мраморных скитальцев.

Очеса наши присно темны,
И стоим, и виньеты ломаем,
В коих к мраморной мгле взнесены
Прекаждящим над цветию маем.

L

По челам ли серебро ведут,
Это воск ли пасхалов точащих,
Суе ангели нас и блюдут,
Не спасти, не спасти премолчащих.

Ночь июля – се ночь цветников,
Се, тянутся оне к багряницам,
Сколь царевны впорхнули в альков,
Станет млечности нищим блудницам.

Виждь, Господе, хотя юродных,
Виждь хотя сквозь цветочные течи,
Как из наших перстов ледяных
Совивают меловые свечи.

[Leda2]

Яков Есепкин

Эфемериды

I

Тени Лувра, летите сюда,
Мы стенаем в цветах Сеннаара,
Темен мрамр иль сиянна Звезда,
Прелилась наднебесная чара.

От порфировых этих сильфид
Все белы, яко вишни любили,
Потчевали лепных аонид,
Хоть венчайте небесностью шпили.

Утром томным восплачет Эдель,
Роз ко статуям вынесет млечность,
И с кровавыми гипсами эль
Допиют ангелки – за увечность.

II

Ночи огненный ярусник нем,
Дышит маем течение Леты,
Сводность царства Аида минем,
Се и ангелей неб пируэты.

Византея, сияй и гори,
Ненавистны святые Отчизне,
Мы были всеземные цари
И в комодной побитой старизне.

Виждь, Господь, со рубиновой мглы,
Как еще юродные смеются,
Где исцвечены кровью столы
И на остия вина лиются.

III

Льет юдоль молодое вино,
Ах, мучения наши подавны,
Тще ль искать золотое руно,
Вспели гоев небесные фавны.

Чу, смертливые осы летят,
Нас покоя оне возлишают,
Спит и Шервуд, разбойно свистят
Лишь соловки и вдов оглашают.

Век успенных боялись певцов
Эти вдовы под миррою течной,
Се и зрят нас без ярких венцов
На челах, битых оспою млечной.

IV

Сердце ангела – шелк совитой
И о чадах оно престенает,
Наш атрамент эфирный, златой
Волн тоскливей и ангелов знает.

Пусть демоны гиад веселят,
Пусть надеждою тешат юродных,
В нас еще царствий феи вселят
Звезды неб, млечность граций холодных.

Чайки Бога слетятся ль к пустым
Берегам тихой Леты, мерцая
Опереньем своем золотым,
Чтоб гореть, мглу скульптур восклицая.

V

Ядовитые шелки сильфид
Геба ветошью звездной овеет,
Влечь безумных к столам аонид,
Мел их лядвий пускай багровеет.

Что, Иосиф, невесел, царей
Не любила толпа и во тлене,
Императорских спален Борей
Отдал мглу нежноокой Селене.

Углич, Рим ли оплачет сие
Неболожество, с Эос матроны
В мрамор наше вобьют остие –
И чермные сонимем короны.

• Дорогие читатели! Произведения Якова Есепкина изданы в России, США, Канаде, их можно приобрести в Интернете и элитарных книжных магазинах мира. Сейчас к изданию подготовлены книги «Сонник для Корделии», «Ars», «Эфемериды». Знакомьтесь с творчеством культового автора.

• Изданные книги Якова Есепкина: «Lacrimosa», «Космополис архаики» (первая и вторая части), «Порфирность», «Кривичские лотосы», «Траур по Клитемнестре», «Вакханки в серебре», «Хождения и пиры», «На смерть Цины».

[Leda2]

Яков Есепкин

Эфемериды

VI

Феи тьмы ангелочков не чтут,
Аваддон им внушает беспечность,
А ночных ли певцов и сочтут,
Паче сводности мирры истечность.

Низлетим с хоров млечных к столам—
Хлебы тлить цветом ночи холодным,
Чтоб юдицы, таясь по углам,
Вняли флейтам волшебно-рапсодным.

И Господе превидит благих
Нетей пленников, чад убиенных
В темной слоте божниц дорогих
И за патиной неб всетлеенных.

VII

Разве небо и чтило нефрит,
Наши перстни хладят одалисок,
Меловица рябая горит
На гетерах и яде ирисок.

Антиквары блажные, столы,
Веселясь, накрывайте парчами,
Вейся, нощь, где с блядями юлы
Содомитскими грезят ночами.

Это мы ль, Иокаста, следим
Балы антики меркнущим взором,
Вечность пьем и тюльпаны ядим,
И хвалимся небесным позором.

VIII

Лучшим -- терние выцветших неб,
Пламень роз иль августа холодность,
Жизни стоит всемаковый хлеб,
Кто немолвен, внимай богородность.

Парки грезили век об ином,
Только светочей Энн пожалеет,
Спит Эмилия тягостным сном,
Базель мертвое чадо лелеет.

Нас боялись и с чернью в устах,
Обрамленных вифанской беленой,
Иды мел угасят: на перстах
Мгла завьется кровавою пеной.

IX

В Одеоне зерцала тускней
Арабийских морган, веселятся
Хороводы печальных теней,
Дольше века литании длятся.

Нас взыскует порфировый сад,
Молодые шелковые узы,
Что Гекате сияющий Ад,
Надевай всекровавые блузы.

Станет август детей обольщать,
Бледных чад, кружевниц благовонных –
И начнем юродиво кричать
Меж опалых алмазов червонных.

X

Ночи одницы нас ли и ждут,
Мы еще слог чудесный внимаем,
К лицам каморным нашим идут
Звезды неб – их перстами снимаем.

Ночь, Геката, для од создана,
Ах, оне лишь светил тяжелее,
Бить начинье царица вольна,
А скульптурность юнид ей милее.

По мраморному глянцу обсид
Ангелки прелетят, низвергаяясь
И кляня фижмы пляшущих Ид,
И во черни остий содрогаясь.

[Leda2]

Яков Есепкин

Эфемериды

XI

Нас, Господе, следи в барве неб,
Ангелки мимо чад излетели,
Всепорфирный точащийся хлеб
Сочерствел, мы его прехотели.

А и туне сейчас вопиять,
Над брегами летейскими рдиться,
И алеять, и молча стоять,
Гои нас будут вечно стыдиться.

С темной миррой юдицы одне
К нам и льнут, и серебро лелеют,
И во млечном холодном огне
За колонницей мертвенно тлеют.


XII

Змеи тирские хмель овиют,
Кора свечками пурпур уставит,
Нас ужель четверговки убьют,
Кто и с вечностью ныне лукавит.

Полны столы начиний пустых,
Ничего, соливайте, гияды,
Вин мускусность еще золотых,
Не царевнам ли чествовать яды.

Камор звезды мирволили нам,
Присно будем во сех оявляться
Гранях млечных, где бьют по стенам
Тени роз и вселожно бояться.

XIII

Где, июль, тестовые сурьмы,
Брашно сладкое, с вишней рейнвейны,
Бел Эдем и меловые тьмы,
А принцессы одне темновейны.

Жизнь цвела и сребрилась, но вот
Лишь желтки и горят в сей остуде,
Алчно змеи обсели кивот,
Зло виются мокрицы на блюде.

Яко звезды бессмертие чтут,
Златоустов камены читают,
Пусть хотя ли убитых сочтут –
Все венцы наши червно блистают.

XIV

Звезды чтили успенных, цемент,
Гипс иль глину исторгнут дыхницы,
Обнажится еще диамент
И за сим, паче уст багряницы.

Темный мрамор июньских аллей
Нагоняет печаль вековую,
Кто умел горевать, веселей,
Точат спящим виньету живую.

И начиние сбилось, хлебы
Суе мертвые тьмы украшали,
Всё опять нецелованны лбы –
Мы лишь звездностью присно дышали.

XV

Лишь в июне сордится оцвет,
Из черемух вспорхнут махаоны,
И укажем небесный корвет
С золотыми тенями Вероны.

Сколь юдицы нас вечно блюли,
Аще их перелилась мышьячность,
Пей отраву, Цинита, юли,
Хороша и твоя небозлачность.

Цветники ли, тенета весны
Ядом жгут отравительниц сонных,
К нам тиснятся еще ложесны
Сех паскуд во шелках благовонных.

[Leda2]

Яков Есепкин

Эфемериды

XVI

Вновь оцветный томительный сок
Изливают в сервантные чаши,
Лишь Иосиф подставил висок,
Всех иных закололи апаши.

Дождались четверговки пелен
Белошелковых мускусных бязей,
Аще встанем с меловых колен,
Хоть узнают диаментных князей.

И черешни без нас прецвели,
И юдицы алкают бесстрашно
Голубое со кровью шабли,
Окаймляя подвальное брашно.

XVII

Воск пасхальный неровно горит,
Как успеть и не могут святые,
Налием в хлебы кровь-лазурит,
Яко постны столы золотые.

И сойдем, участь юдиц верша,
С хоров млечных и райской целины,
Всяка днесь иродица -- левша,
Всякой голем не жертвует глины.

Нас узнают оне по челам,
Тусклой миррой и тьмой увиенным,
И внесут эти хлебы к столам,
Чтоб воссниться купцам опоенным.

XVIII

Розы Асии нежной армой
Наднебесных царевен встречают,
Именины Чумы ли самой
Днесь пеют, нас ли ангелы чают.

Битый мрамор обсидный минем,
Зло молчат преблюстители Коры
И ея меловницы, где нем
Вечный пир и точатся фарфоры.

Цветью их расписали свечной,
Миррой тусклой свели, и Господе
Чад не узрит в смуге выписной –
Пьющих немость о славленном годе.


XIX

За сумраком вифанским таит
Неботвердь голубые фиолы,
Бледных мальчиков сонм предстоит
О садах: улетай, богомолы.

По аллеям дворцовым ли несть
Розоцветных сиреней холодность,
Аще Божие сумерки есть,
Мы узрим виноградную сводность.

Где и вился честной Аваддон,
Меж каких утешается циний,
Рдея, тусклую кровь на поддон
В пировых Иды льют со начиний.

XX

Нощность антики станем белить,
Во четверг ли от ядов очнемся,
Что и подлую чернь веселить,
Мы в родные пенаты вернемся.

Будут постные яства гореть,
Будем сами альтанок белее,
Выльем кровь на подносную мреть,
Идет камень фамильной аллее.

Сад немолчный успел оцвести,
Бьют по гипсу цветки ледяные,
И всё тусклою пудрой свести
Мел и кровь тщатся Иды хмельные.

[Leda2]

Яков Есепкин

Эфемериды

XXI

Томных дев и камены блюдут,
Нам лишь кровию были чернила,
Со щитами героев не ждут,
Алекто наши сны огранила.

Но мгновенье, замученный брат,
Вдоль сиреней текут путраменты,
Их цеди, за каратом карат,
Яко пламени траурной ленты.

Мы писали канцоны не сем
Юным феям, шелковым наядам,
И теперь меж перстами несем
Тьмы цветниц, всепокорные ядам.

XXII

Стол накройте сакраментной мглой,
Ночь Вифании чтут пировые,
Феб и Мемнон в гортанях с иглой,
Кто погублен – успенны живые.

Время париям днесь умереть,
А и нам ли веселье преложно,
Тщиться будут пифии стереть
Мглу чернил, где бессмертие ложно.

Возлиются гербарии тьмой,
Всеоцветною розовой сенью,
И лишь выступит кровь под сурьмой,
Золотяше пути к неспасенью.

XXIII

Алавастры ночные влекут
Черных фей и беспечных юнеток,
Тускло золото млечных цикут,
А и полно червовых монеток.

Пляски фурий взирает Аид,
Столы антики щедро ломятся,
Хоры сонных пеют данаид,
Прескучают оне и томятся.

Дивный пир и чудесная мгла,
И теней алавастровый морок –
Всё горит, всё и нощность свела
Тьмой во злате вишневых подпорок.

XXIV

Царской оперы фавны пышны,
С бельэтажей свисают химеры,
Граций томных в шелках ложесны,
Дышат негою их костюмеры.

Юны, юны сюда нас влекли,
Днесь оне ль примеряют балетки,
Бал окончен, сие умерли,
Авансцену терзают старлетки.

И хотят нас, Геката, убить
Иудицы под темной золотой,
Чтоб хотя всеуспенных увить
Чернотечной вишневою слотой.

XXV

Черных вдов феи тьмы и белят,
Ядом чинят нецветность их аур,
И царевен травить всевелят,
Яко сводам приличен лишь траур.

Пой, Эреб, остия сех юдиц,
Веселятся пускай четверговки,
Меж скульптурных ядят молодиц,
Всяк пиит удостоен торговки.

И с отравой нальется вино
В наши амфоры, чернью витые,
Мы его преалкаем одно,
Цветь лия на шелка золотые.

[Leda2]

Яков Есепкин

Эфемериды


XXVI

Торты с черными свечками неб,
Отраженных эгейской волною,
Мы лелеем, как ангельский хлеб,
Под немою и яркой стеною.

Соглядимся в серебро зерцал –
И ужель это наша планида,
Взор Микеля ужель премерцал,
Нощно вейся и тлей, фемерида.

И Геката в обрамниках тьмы
Узрит нас и всещедро приимет,
И о сребре музея Чумы
Славу чад вишни млечные взнимет.

XXVII

Полон стол и музыка темна,
Четверговки, огнем совитые,
Вновь холодного просят вина,
Будят отроцев тени златые.

Как оне и могли меж цариц
Опочить ли, еще затеряться,
Восковою аромой кориц
Яд чинить, напоказ усмиряться.

В погребах монтильядо блюдут
Сонмы их, упоенных диетой,
И давно пировые не ждут
Бледных юношей с черной виньетой.

XXVIII

Благосклонны и сем небеса –
Хрисеитам и Элям кургузым,
Виждь, еще поправляют власа,
Клеют пудры к мощам темноблузым.

Что Медея томилась, детей
Без нее одушили иные,
Всё ли ждут колченогих гостей:
Напомадились бляди срамные.

Со червями вдоль цветших в шелках
Плеч костлявых беснуются, плачут,
И ужицы висят на руках,
Белых роз наших листие прячут.

XXIX

Бланманже герцогиням седым
Злые феи несут о фарфорах,
Дым отечества -- тягостный дым,
Се и ангелы смерти на хорах.

Но смотри, герцогини ль ядят
Слоту ночи, бисквитную негу,
Круг столов иудицы сидят
И тоскуют по черному снегу.

Хладен вечный пиитерский бал,
Вьются дивных нектаров купажи,
И мраморник дворцовия ал,
И с тенями летят экипажи.

XXX

Пунш с араком в фаянсы нальем
И еще золотые рейнвейны,
Лета нет, а и мы ли поем,
Где у роз ангелки темновейны.

Май цветов пожалеет, август
Бойных юношей цветом одарит,
Сколь текут диаменты меж уст,
Персефона легко государит.

Осыпается мертвый язмин,
Пишем кровию, се не читают,
И оцветший чернильный кармин,
Содрогаясь, юниды листают.

[Leda2]

Яков Есепкин

Алые сангины в пировых

Седьмой фрагмент

Иль не залиты кровью столы,
Иль не чинят беленою халы
У мраморных фиад, веселы
Днесь алкеи, виньеточно-алы.

Гей, несите холодных емин
О морошке, угодной Французу,
Кто алкал неботечный кармин,
Будет помнить всехмельную Музу.

Фавны оперы нас ли хранят,
Истемняясь, венчаяше сводность,
И юнеток шелковых пьянят,
В лона их соливая холодность.

Шестнадцатый фрагмент

Шелком розовым юных богинь
Эвмениды всенощно свивают,
Безобразных манят герцогинь
И камен, и еще пировают.

Лей, Моцарт, золотое вино
С тусклым ядом под рамники столов,
Мы одне и начинье одно –
Тще алкеев спасать и эолов.

Кудри юдицы мглой навиют,
Воском лона свое истемняя,
Меловые фарфоры собьют,
Чтоб алкать, на зерцала пеняя.

Двадцать девятый фрагмент

Август золотом ядным тиснит
Блеск фарфорниц и черных жаровен,
И юнеток остудой манит,
Лед их вей с хладом ангелов ровен.

Полн стрелами небесный колчан,
Боги, боги, хотя бы узрите
Нас о млечной тверди Сеннаан –
В истонченном ея лазурите.

Иль начинут оливы цвести,
Воскаждятся дворцовые свечи,
И дадут ангелам превести
Кровью дев изумрудные течи.

[Leda2]

Яков Есепкин

В пировых с изваяньями

Пятый фрагмент

Лунный холод, томительный мрак,
Пир у Тейи влечет королевен,
Шардоне и клико, и арак
Гасят лишь совиньоны из Плевен.

Ветхий август юнеток поит,
Мы и сами, елико надмирны,
Яд алкаем, одесный пиит
Разве мертвый, в истечиях смирны.

И найдут мироносицы весть
По человьям цветочную слоту,
И о тьме нас увиждят как есть –
Из стигмат прелиющих золоту.

Девятнадцатый фрагмент

Дочерям ли блажным воздадут
Феи Ада, царицы ночные,
Шелки Тристии мертвым идут,
Бойным гоям – ветровки льняные.

Ах, музеумы ночи пусты,
Рок стучится в открытые двери,
Мы альбомы свое и холсты
Заливали вином, Алигъери.

Будут, будут еще холодеть
Лярвы неб, чая огонь тлеенный,
И царям лишь позволят надеть
Смертный шелк, мглой Гиад навиенный.

Двадцать четвертый фрагмент

Меловой пеленой овиют
Чела юн и фиванских гризеток,
Нощно бледные дивы снуют,
Мусс едят со ледовых розеток.

Шелк Аделей ужасен, ярки
Надкаморных венечий плафоны,
Яд маковый цедят ангелки
Щедро в тусклые наши кофоны.

Иль очнемся – мел с иродиц злых
Претечет, нем апостол Иаков,
И на лонах юнеток белых
Выступает осповница маков.

Двадцать седьмой фрагмент

Мимо неб фемериды летят,
Мимо вечных скульптурниц и арок,
Дивно маковки царствий блестят,
Огнь Аида то хладен, то жарок.

Сколь его и нельзя оминуть,
Лей, Кибела, в серебро холодность,
Меж емин бледным Лирам уснуть
Полагает всенощная сводность.

Где еще изваяньям темнеть,
Шелком червным совьются винтажи,
И от крови химер пламенеть
Станут мраморных дев бельэтажи.

[Leda2]

Яков Есепкин

В тенетах июля

Четвертый фрагмент

Млечным гоям виньеточный хлеб
Положен и щедрые емины,
Их небесный восчествует Феб,
Грозовые сплетая кармины.

Се июль юных див холодит
Шелком ночи, путраментным глянцем,
Милооких пьянит Афродит
Истекающим с лилий багрянцем.

И камелии дам холодны,
И лекифы серебром тиснятся,
Где опять фавориткам Луны
Хлебов мраморных крошева снятся.

Тридцатый фрагмент

Диким хмелем альтанки июль
Увиет, мы в тенетах бумажных,
Вновь утопленниц ищет Эркюль,
Чуден холод шелков их винтажных.

И чернильницы мглой налиты,
И свидетели все убиенны,
Ах, одно эти сны золоты
И достойны участья Фаенны.

Див атраментных будут искать
Меж колонок и титулов чтицы,
И начнут с ядом глянца сверкать
Бледно-синие мертвые птицы.

Сорок седьмой фрагмент

Пировают хмельные купцы –
Фарисействуя, бледные вдовы
Ягомостям ли носят венцы
Замерять, сех алмазы ледовы.

Аще, Господе, сила Твоя,
Преложи толоку их, на хлебы
Вылей яд, пусть в шелках остия
Не сквернят хоть июльские небы.

Но одесны пиры и шумны,
И юдицы белену алкают,
И, пленяя грезеток Луны,
С наших чел диаменты стекают.


• Дорогие читатели! Произведения Якова Есепкина изданы в России, США, Канаде, их можно приобрести в Интернете и элитарных книжных магазинах мира. Сейчас к изданию подготовлены книги «Сонник для Корделии», «Ars», «Эфемериды». Знакомьтесь с творчеством культового автора.

• Изданные книги Якова Есепкина: «Lacrimosa», «Космополис архаики» (первая и вторая части), «Порфирность», «Кривичские лотосы», «Траур по Клитемнестре», «Вакханки в серебре», «Хождения и пиры», «На смерть Цины».

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья с тенями юдиц

Десятый фрагмент

И манят золотыя шары
Эльфов бархатных, томных гадалок,
Превиются ль оне мишуры
Канителью – сих утренник жалок.

Новолетие, станет икать
Фаям вдовым, юдицам блеющим,
Яко должно иродным алкать,
Ритуалу хотя их соущим.

И увидит Господе: тлеют
Дочки царские, бляди срамные
В хвой золоте и ангелей бьют,
И макушки желтят выписные.

Шестнадцатый фрагмент

Хвою тусклую нощно сведем
Золотой канителью, червонной,
Дев маковых сребристым дождем
Увием и армой благовонной.

Пусть менады в шелковьях несут
К столам яства, зерцая веселость,
Нас чудесные феи спасут,
Маковей, Ханаанская волость.

Утром, утром очнемся ль, зане
Льется елочный снег на картонки
С млечной цедрой и вновь мы одне,
И емин ароматы всетонки.

Двадцать восьмой фрагмент

Новолетие, розовый блеск
Упоенных Снегурочек, шелки
Темных фей и волшебный бурлеск,
И дьяментные с ядом иголки.

Ах, пиры всенощные, огнем
И глинтвейном взвитые креманки,
Будет утро столовий, а днем
Нас отыщут меж хвой нимфоманки.

Ах, Геката, се мы ли пием
Золотую арму и давимся
Ядной мглой над юдиц остием,
И шелкам их тлеющим дивимся.

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья с химерами

Пятый фрагмент

Феи в розовом, эльфы кружат
Над столами, чудесные девы
Яства носят щедрые, блажат,
Маки пробуя, Ханы и Евы.

Славь, Либера, веселье сие,
Нежных див о парче благовонной,
Шелком тьмы ль навивают остье
Иреники за елью червонной.

Будет утро, химер увлекут
Во иные парчевники гномы,
И цариц меловых нарекут
Именами плеяд астрономы.

Одиннадцатый фрагмент

И опять новолетия хлад
Чудный елочный огнь источает,
Мы в плену золотом у фиад,
Яркость дивная их обольщает.

Мел серебра, золота виньет,
Хвои сказочной ярусник с нами,
Фей одесных ладья почиет,
А оне благопирствуют с нами.

И юдоль колдовская горит
Меж свечниц и волшебных пастелей,
И болезненный тусклый нефрит
Солиется на мраморы елей.

Двадцать четвертый фрагмент

Свеч держатели тонки, из мглы
Бледно-огненный воск наплывает,
Для цариц всещедрые столы,
Ан одесно и чернь пировает.

Нощны пиршества мертвых богинь,
Яды антики вновь ледяные,
Эльфы чопорных злят герцогинь,
Се роскошества яств отходные.

Иль на эти заглянем огни –
Бить келихи о мраморе лестниц
И дивиться в убойной сени
Желтью рамен холодных прелестниц.

Сорок пятый фрагмент

Оглашенные вина к столам
Вносят млечные феи Эдема,
Мы ль беспечным угодны юлам,
Всяку ночи мертвит диадема.

Ах, пылай, красноелочный снег,
Расточайтесь, златые корицы,
Бриллиантовых чают лишь нег
Иудейские злые царицы.

Юн белых презлатая арма
Увлечет ли в объятия Лаур,
Сотемненных виньетой письма,
Яд лиющих из мускусных аур.

[Leda2]

Яков Есепкин

Вишни в мраморной сени

Седьмой фрагмент

Август бледных юнеток щадит,
Переспелыми вишнями дарит,
Херес в амфоры терпкий цедит,
На всенощных пирах государит.

Ищут Ханночки ль мраморных дев,
Нас из Смирны дождавшихся туне,
Иль Кесарии цветь соглядев,
Яд лиют о Господнем июне.

Веи Мания их обвела
Розной пудрой и тушью червонной,
Где круг тусклого плачут стола
Юродные во мгле благовонной.

Шестнадцатый фрагмент

Крови ль мало юдицам, вина,
Лярвы зло меж альтанок и камор
Навиются, ах, персть холодна,
Ядно тускл всеувеченный мрамор.

Ах, мраморны лишь ангели неб,
Чад избыли, убийц потчевают
Маком алым, им жалуют хлеб,
Для блядей тайно вишни срывают.

Это, Господь, сукровицу пьют
И атрамент, зане юродные,
Дщери наши ли и вопиют,
И пасхальники жгут ледяные.

Девятнадцатый фрагмент

Истечется воскресный багрец
На столы золотые, нимфеи
Чаять будут хлебов и корец
Алкиноя, даров Идофеи.

Волн серебро еще ослепят
Полуночной красой афинянки,
Увиенные шелком до пят,
Хмель вкусят Женевьевы и Бьянки.

И начинут емины тлееть
В бледном цинке, в червице столовой,
Где и льнет изумрудная плеть
К плети ядной, кроваво-меловой.

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья в Богемии

Третий фрагмент

Вновь царевнам гадалки прелгут,
Лярвы ночи и мертвые гои
От всещедрых столовий бегут,
Яств дарители ныне изгои.

Помни, Рания, темные сны,
Золоченые внемли октавы,
Мглу таят иродиц ложесны,
Упоенные бляди картавы.

И мелятся оне, и ядят,
Навивая эклеры червицей,
И за тортами жадно следят,
И давятся опять чечевицей.

Десятый фрагмент

Ночь откупорим -- хвоя каждит,
Золоченые феи блистают,
Шелк о персях белых Афродит
Вьется дивно, их лядвия тают.

Иль, Геката, служанки твое
Не юродным емины подносят,
Идам шелком свивают остье,
Яко ангелы тьму не выносят.

Оглянемся: юдицы пиют
Кровь младенцев, серебро ночное,
И точеные диносы бьют,
И мешают коньяк в заливное.

Одиннадцатый фрагмент

Хвоя дивная, златью пылай,
В цвет граната пиши ли сувои,
Нам к бессмертию шлях устилай,
Десно радуйтесь, млечные вои.

Будут нищих серебром дарить,
Станут нощно пеять окарины,
А рапсодов и туне корить,
Суе, суе бесятся фурины.

Ветр Богемии ль елочный снег
Наметет, эолийскою слотой
Нас овеет – всечающих нег
Под винтажной меловой золотой.

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья в августе

Второй фрагмент

Август кровию темной пьянит
Иродиц, мглой эдемского сада,
Иль Царь-колокол суе звонит,
А и ветхи колонники града.

Вновь заносят оне ко столам
Именинным отравные хлебы
И мешают нектар ангелам,
И белятся для всенощной требы.

Аще будет, Господе, темно,
Эос выбелит утренник вдовий,
Их превидишь – лиющих вино
С мертвой цветью в фарфоры столовий.

Восьмой фрагмент

Вифлеем иль Никея, Пергам
Золотой именинные столы
Накрывают, хвала четвергам
Роковым, лейте млечность, Эолы.

А и тще златопевцев искать,
Сих губители вкось и порядно
Истребили и туне алкать
Вод живых, сколь теченье их ядно.

Иродицы меж плачущих стен
Белят хлебы о шелках альковных,
И со млечных точится картен
Злать граната и восков церковных.

Двадцать первый фрагмент

Тусклость августа днесь излием
На юдоли столы меловые,
Пой успенных царей, Вифлеем,
Неб скитальцы чудесно живые.

От рейнвейнов юдицы ль пьяны,
Ото льда ядных тостовых корок,
К нам, белясь, налетают во сны,
Тщатся пить диаментовый морок.

Иль еще оглянемся – лиют
С вешней цветью серебро в куфоры,
И язминовой миррой блюют,
Соглядая пустые фарфоры.

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья в июле

Одиннадцатый фрагмент

Именитства, юдоль, отмечай,
Выше неба еще колоннады,
Граций белых с тенями сличай,
Пусть цветят мглу июля менады.

Нас однех ли, однех ли восждут
Днесь у битых столешниц родные
И подвальные вина блюдут,
И эклеры чинят ледяные.

Стынут яства, диаментный эль
Холодеет меж нимф упоенных
И виются тенета и хмель
Над серебром лекифов тлеенных.

Шестнадцатый фрагмент

Хлеб июля -- златая арма
Нив цветущих, Мефитис ликует,
Млечность вод источает хурма,
Яствий маковых Эрса взыскует.

Соявимся к чудесным столам,
Именины ли наши подавны,
Иль не время пеять ангелам,
Иль не пышны эдемские фавны.

Что ж опять Фреи диносы бьют,
Их задушные шелки меловы,
И серебро на хлебы лиют
О гранатовых платиях вдовы.

Девятнадцатый фрагмент

Несть юдицам о кельхах златых
И вольно ль антикварные яды,
Ими потчевать мертвых святых,
Звезд и нимф умирявших плеяды.

Беатрис, это пир отходной,
Утварь жжет холодеющий мрамор,
Иль очнемся в юдоли иной,
Цветь лия из сиреневых камор.

Всё мы виждим, но пламень губам
Царедворцев лишь немость дарует,
И стекается мирра по лбам,
И юродная челядь пирует.

• Книги Якова Есепкина стали главным открытием русской и русскоязычной литературы нашего времени, его имя обрело культовый статус. Феномен сочинений и письма Есепкина активно изучается. Последние три года книги писателя бессменно возглавляют сервисные витрины. Сочинение «Lacrimosa» (изд. «Москва», 2019) стало библиографической редкостью и входило в топ-листы наиболее успешных продаваемых книжных новинок. В США и Канаде массово продаются первые два тома пятитомного «Космополиса архаики», «Кривичские лотосы», «Сангины мертвых царевен». Присоединяйтесь к изучению творчества великого современника.

Контакт, информация: mettropol@gmail.com

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья в келейниках

Пятый фрагмент

Мелом огненным куфели бьют
Возалкавшие ночи фурины,
Бесноватые Иды пеют,
Нимфам велено мнить окарины.

Это ль пиршество темных богинь,
Ядной кровью тисненые хлебы,
Соваянья безруких княгинь
Вновь юдольные чествуют небы.

К ним скорее, Мефисто, пускай
Хоть увиждят оплаканных раем,
Где искрятся шабли и токай,
Где в келейниках мы умираем.

Семнадцатый фрагмент

Фей Аида царевны бегут,
Пудрой темной власа навивают,
Им зерцала меловые лгут,
С ними лярвы небес пировают.

Ах, не к сим ли шелковницам тьмы
Благоприсно влеклись эвмениды,
Круг удавок златили тесьмы,
Всеиной и не чая планиды.

Но, юродивый Мом, пировай
Десно вновь, аще хлебы медовы,
И столовье ломит каравай,
И беленой тушуются вдовы.

Девятнадцатый фрагмент

Червный холод сангин золотых
Жжет царевен меловые персты,
Елей сны, огнь лекифий витых
Юн манят, граций усны отверсты.

Иль опять всепировая мгла
Расточается, блещут фарфоры,
Гостьи мнят вкруг щедрого стола
Лишь богинь, их сочествуют Оры.

Близ десертниц асийских легки
На помине одесные феи,
И червные шелка высоки,
И царей посвящают в Морфеи.

• Книги Якова Есепкина стали главным открытием русской и русскоязычной литературы нашего времени, его имя обрело культовый статус. Феномен сочинений и письма Есепкина активно изучается. Последние три года книги писателя бессменно возглавляют сервисные витрины. Сочинение «Lacrimosa» (изд. «Москва», 2019) стало библиографической редкостью и входило в топ-листы наиболее успешных продаваемых книжных новинок. В США и Канаде массово продаются первые два тома пятитомного «Космополиса архаики», «Кривичские лотосы», «Сангины мертвых царевен». Присоединяйтесь к изучению творчества великого современника.

Контакт, информация: mettropol@gmail.com

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья в пенатах

Третий фрагмент

От июльских всеимных стольниц
Не аромой никейскою ль веет,
Се и роскошь холодных цветниц,
Се лилейник о мгле розовеет.

Соваяний белых алавастр
Ветхой кровью цветочною течен,
Огнь эдемских левкоев и астр
Див пьянит и тенями привечен.

Се пенаты, юдицы восждут
Нас однех, алчно зенки не сводят
С яств и вин, и серебро блюдут,
И эклеры уголем обводят.

Одиннадцатый фрагмент

Шелк задушный царевен младых
Овиет, их мученья подавны,
Герцогинь безобразно-седых
Веселят красносельские фавны.

Чуден пир ли у Морты, гляни,
Сколь и юдицы зло веселятся,
Хлебы мажут серебром они,
Диамантовой пудрой белятся.

Это мы премолчим, это мы,
Наши, Господь, испиты куфоры,
И течет из сиреневой тьмы
Кровь невинниц в пустые фарфоры.

Семнадцатый фрагмент

Золотым иль порфировым Феб
Цветом выбьет столы вековые,
Что юдоли кровительство неб,
Мы ли ныне одесно живые.

А и суе успенным дарить
Небеса и закатные арки,
Их всемраморным хлебом корить,
Их ваяньями чествовать парки.

Но урочно веселье менин
И кровителей, небы ваявших,
Хоть бы в память и честь именин
Бледных отроков, тще отсиявших.

[Leda2]

Яков Есепкин

Застолья в порфировом саду

Второй фрагмент

Иродицы ко вишням несут
С пенным ядом и мглой алавастры,
Гоев неб ли сейчас упасут,
Мертв колонник и хладны пилястры.

Сукровичные вишни темны,
Ярко цветью больной овиенны,
К ангелам нависают во сны,
Где лекифии ядные пенны.

Шелком тлятся юдиц остия,
Мы ль и чествуем жизни истечность,
У разбитых колонн прелия
Со беленой вишневую млечность.

Одиннадцатый фрагмент

Вековые фарфорницы несть
К антикварным столам, нас менады
Заждались, соявимся как есть,
Морты дивной легки колоннады.

А и станет ли юдицам тьмы,
Яко броши их кровию цветны,
Это мы, это, Господе, мы
Пред Тобою сейчас неответны.

Восстенать ли, молчать, ах, равно
Пусть ломятся от яств пировые
И течет с мертвой цветью вино
Чрез нимфеток уста меловые.

Двадцать седьмой фрагмент

Сад порфировый, сад золотой
Вновь цветочными нимфами полон,
Странник неб, гой небесный, восстой,
Пир наш худ, август кровию солон.

Что и юдицам желтью столы
Бить во милых пенатах, глумиться,
Аще ныне они пребелы,
Время цветности ветхой сотмиться.

Будут, Господе, будут оне
Холодеть от надлунных сияний,
В золотом расточаясь огне
Меж дерев и мраморных ваяний.