Конкурс:Дизайн Кухни

[Leda2]

Яков Есепкин

Концерт в записи

Приближение к зеркалу

Весна твоей жизни совпала с весною,
Венцы филармонии Бах осеняет,
И плачут над каждой органной трубою
Заздравные свечи, и воск их не тает.

Над пурпурной тяжестью бархатных кресел
В сребристо-линейном ристалище зала
Горящею радугой реквием взвесил
Электроорган векового накала.

Он помнит величье и свечки иные,
Ручейную сладкую негу вотуне,
Бессмертие любит изыски свечные,
Червовые искусы в черном июне.

Давно извели бедных рыцарей дивы,
Какие спасать их брались всебесстрашно,
Лишь фурьи меж нас, а белые Годивы
В альковах вкушают с принцессами брашно.

Дались нам аркадии княжеских спален
Темнее, доныне мы там хороводим,
Невинников легкость дика, вакханален
Их танец, Рудольф, что и девиц изводим.

Коль всех отравили цветками граната,
Еще семенами и зернами, Коре
Вернем эти яства, за фугой соната
Звучит пусть, Алекто ль мила Терпсихоре.

Нам чистые ангелы шлют угощенья,
Нам розы свои ароматы даруют,
Свободней музыцы сии обращенья,
Царицы стонежные с нами пируют.

Серебряных эльфам гвоздей яко видеть
Не стоит и маковый рай неохранен,
Закажем убийцам армы ненавидеть,
Равно им терничник нектарный возбранен.

А что воровать друг у друга ауру,
Мы были велики и время лишь наше
Лелеяло пенье и нашу тезуру
Червленою строчкой тянуло по чаше.

Теперь из нее пьют эльфии нектары,
Летят ангелки на мрамор белладонны,
И нимфы златые влекут в будуары
Убитых царей, и алмазятся донны.

Нет маковых раев, а мы и не плачем,
Сон вечности крепок и белых альковниц
Еще мы успеем почтить, и сопрячем
Еще партитуры в охладе маковниц.

Когда лишь в партере темнеет от света,
Близ фата-морган усмиряются чувства,
На пленке миражной в слоях черноцвета
Сияет немая пластина искусства.

[Leda2]

Яков Есепкин

Гаты Царского Села

XXI

Окаймят чермным воском цвета,
По каким тосковали менины,
Это райских ли мест красота,
Паче звезд этих сводов лепнины.

И гляни, сколь еще веселы
Феи ночи, угодные пиру,
И румяны оне, и белы,
Всяка дива подобна лепиру.

И камены гостей увлекут
В сады тьмой любоваться зеленой,
И увидят, как нас волокут
Вдоль цветочниц о барве червленой.

XXII

Именинников слави, июль,
Мы пред небами все белоснежны,
Царский выбит ли нощию тюль,
Наши ангели белы и нежны.

И царевны одесно белы,
Вишни ядом чинят меловницы,
Юродные, следи, веселы,
Только плачут нежные цевницы.

Сень чудесна и праздник мелов,
Фарисеи в юдоли пируют,
И чермы с именинных столов
Отравленные халы воруют.

XXIII

Чернью вишен каймы соведут
По юдольной смуге эпитафий,
Меловницы одне и блюдут
Небозвездную млечность парафий.

Темен мрамор фамильных аллей,
Яко литии нощи испевны,
Вновь коварнее всех и белей
Одержимые местью царевны.

Се, Господе, тоскуют оне,
С юродными на паперти вьются,
И чинят хлебы ядом во сне,
И в порфировой цвети биются.

XXIV

Чадной цветенью щедрый август
Хлебы пышные свел и стольницы,
Виждь, точится диамент из уст,
Се, тлеют с нощной мглой багряницы.

О звездах ли, о желти оне,
Пусть кантовки порфирные рдятся,
Мы очнемся в жасминовом сне,
Где пасхалы всенощно кадятся.

Ах, сотлели диаменты, пьют
Вусмерть гости во брани площадной,
И юдицы, икая, виют
Наши рамена цветью исчадной.

XXV

Всё горят и горят васильки,
Сады хмелем июльским овиты,
Кто порфирностью дышит, реки,
Мы с немолчным бессмертием квиты.

Яко вина и кровь истеклись,
Нощность будем и пить, ягомости,
Именами чужими реклись,
Нас ли чествуют званые гости.

Согляни же, Господе, как мы
От подпалых волков по целине
Убегаем в обрамнике тьмы,
Млечный след оставляя на глине.