* «Юного гения восторженно приветствовала советская провластная писательская элита и богемная фронда, в том числе полумифический Арс. Тарковский. Есепкина считали надеждой отечественной изящной словесности. Но официальным писателем он так и не стал. Несмотря на усилия профильных секретарей СП СССР, ни одно его произведение в Советском Союзе не было издано. Реформатор языка и поэтики ввел в русскую и мировую литературу жанровое определение г о т и ч е с к а я п о э з и я и оказался вне Системы.»
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
XXI
Звездной ветошью морок свечной Оведем и явимся в червленом, Несть музыц во юдоли земной, Мы одне ли больны Одеоном.
* Последовали годы забвения и молчания, однако Есепкин по-прежнему оставался кумиром андеграунда. Постмодернисты длительное время пытались, хотя и безуспешно, сделать закрытое имя знаменем своего движения. Писатель нон-конформист создал отличное от ранее известных направление в литературе. Более полутора десятков лет он работал над эпико-лирической сагой "Космополис архаики". В 2002-м году ее минималистическая версия все-таки была издана в Санкт-Петербурге. Через год Есепкина приняли в Российский союз писателей.
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
XXVI
Сонмы юных меловниц тонки, Юровые каждят асфодели, Были мы на помине легки, Веселитесь и пойте, Эдели.
Се, пасхалы еще отисним Желтозвездною нитью витою, Се Аид и Геката за ним, Желть ли видят еще золотою.
Нанесли данаиды к столу Вин дьяментность, а блеск собиется – И прельем во колонскую мглу Цвет граната, пусть нощно виется.
XXVII
Ах, серебро, серебро течет По ланитам царевен успенных, Сам Аид их шелками влечет Меж цветниц и зеленей всепенных.
И опять во фаянсах столы, Яства дивные ночь сочетает, Разве млечность немолвнее мглы, Вижди – кафисты Парка листает.
Но, юдоль, восцветай и цвети, Прещадятся лишь в пирах святые, Где биют на отравной желти Аониды цветки золотые.
XXVIII
О магнатах восплачет юдоль, Хлад точеных рубинами башен Затечет под кессонную столь, Бойтесь, челяди, княжеских брашен.
Одалисок туда повлечет Шелест крови, тоска дворовая, За убитыми пурпур течет И лиется арма вековая.
А фарфором уставят столы, Севрских ваз растопится алмазность, Мы еще со базальтовой мглы Выйдем – жаловать юд неотвязность.
XXIX
Сребротечные Леты брега Помнят нежные сны Теофиля, Бледных нимф днесь темны жемчуга, Мышь летучую ловят на криля.
Се реальность, не вымысел спит, Замки тешат немые старлетки, Белошвеек дворцовых слепит Кровь меловая в яде серветки.
Чудны сильфам воздушные па, Сены желти, огней колоннады Близ Невы и взыскуют столпа Неподвижность сех волн променады.
XXX
Май пенатов темней и темней, Аще помнят еще пировые Бледных юношей в слоте огней, Сим восклоним цветки юровые.
Ровно будут клониться они, Виться желтию станут цветницы, Где и след небозвездной родни, Травят мраморных чад иудицы.
А и туне серебро несут Аониды к столам и сервенты, Никого, никого не спасут Палых звезд и цветков диаменты.
* Полный текст "Космополиса архаики" распространялся в андеграундной среде и Интернете, передавался из рук в руки. Грандиозное сочинение обрело негласный статус последней великой русскоязычной книги, ставшей настольной для интеллектуалов новых поколений. О "Космополисе архаики" написаны сотни статей. Первая очевидная параллель -- с "Божественной комедией" Алигъери. Структура произведения Есепкина сложна, многопланова, полифонична, текст разделен на автономные полисы, строго организован и выверен.
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
XXXI
Кровь опять во фарфор налита, Экономки, балуясь диетой, Чахнут, Кадм, не сие ли тщета, Суе плакать над патиной этой.
Будут помнить менины письма Содомитских балов инфернальность, Что ни слово, то яда тесьма, Па любое чарует банальность.
А наставят серебром и тьмой Всенощные столы Терпсихоры, Мы тогда ядовитой сурьмой Овием выписные фарфоры.
XXXII
Над божницами фурии бдят, Кровью сотканы гофры утиля, Князи ночи пиют и ядят В замках викторианского стиля.
Волны по две бежали всегда, Набегали, струились, а ныне Льет винтаж во Пиитер Звезда, Ей одной поклоняться твердыне.
* Масштаб эсхатологических картин, совершенство письма, его метафоричность, символика образов ставят книгу нашего современника в один ряд с выдающимися литературными памятниками разных эпох. Само по себе такое сопоставление можно рассматривать как художественный и эстетический феномен. Однако и эта параллель объективно детерминирована. Аутентичное письмо Есепкина с нарочито архаическими речевыми конструкциями, минорным и камерным звучанием текстового материала, едва ли не мраморной строфической графикой претендует на некую новую эталонность.
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
XXXVI
В павильоне фарфоровом тьма, А белеют китайские воски, Были мы властелины письма, Славу пели Аиды и Тоски.
Истуканы, Гораций, одне Меж кровавых и вьются подолов, На фалернском гадают вине И манят абиссинских идолов.
Аониды, наставив столы, Затянут всекартавые строфы – Мы воспишем хоть каддиши мглы Им из цинковых неб Гологофы.
XXXVII
Рембрант выпишет сей полумел, Гойи хладностью мглы пресладятся, Тьмы садовник с парчою немел, Где алмазные крысы плодятся.
Нощно грации серы полны, Се Колонский музеум, Даная, Тлесть амурам на гребне волны, Перси белых рабынь вспоминая.
Волны злые, бегите в свое Колоннады и темные гроты, Аще бал – это бал у Готье, Здесь пусть хлебы взыскуют сироты. XXXVIII
Лей, нисан, озолоты во смрад, Источайся над стольной червицей, Темный купол сотлил вертоград, Всякий псарь упоен чечевицей.
Ах, до нас ли сим феям аллей, Битый гипс отражают зерцала, Ныне столы и звезд тяжелей, А иного юдоль не взерцала.
В нощный тлен Гефсиманских садов Претеклись золотыя виньеты, Где меж червою битых плодов Тускло наши горят силуэты.
XXXIX
Возрисуют архангелов тьмы В бестиариях тронные жала, Кисея балов юн суремы Увиет всезлатыя лекала.
Сон Эрато воздушных шелков Полон вновь и с парчой кружевницы, Негой томною дышит альков, Для пажей нет светлее темницы.
Август мертв и вуали темны, Злых царевн суе мчат экипажи, И во нишах кирпичной стены Млечноалые тлеют купажи.
XXXX
Эльфы ныне пируют, винтаж В темнокрасных гостиных и залах, У парадника тих экипаж, Звезды бледные спят на порталах.
* Подобное реформаторство сейчас -- вызывающее исключение из правил, а точнее -- априорная художническая фантасмагория. Тем не менее данный феномен существует в реальности. Примечательная деталь: Есепкин построил книгу таким образом, что все ее составные части (полисы) как бы находятся в зеркальной геометрической фигуре исполинского размера и естественно видятся под смещенным углом зрения.
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
XXXXI
Сына Эос оплачет, роса Лишь убойная хладна, в Париже Тигров гасят: зажжем паруса, Леты царствие Савское ближе.
Любят кафисты волны, а мы Темный мрамор любили, царице, Что алмазам беречься зимы, Востоскуй, наши веи на Рице.
* «По сути он совершил революционный, в рамках строгого искусства, прорыв, книга с филигранной четкостью и точностью определила позиции вечных сторон, кто же -- по ту сторону Добра и Зла, кто адаптирован к земной бытийности и в состоянии трансформироваться при необходимости. Архаическая минорная лексика является прелюдией, читатель входит в некую наднебесную обитель, странный сюрреалистический Город, где утопленные ангелы медленно плывут по черным каналам. Уж не аллюзия ли это Петербурга с Мойкой и Фонтанкой, града, нам давшего цвет русской мистики?»
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
* «Отчасти именно лексическая аутентичность завлекает странников, решившихся на путешествие по загробному миру. Есепкин в нем один, без проводника, но подает надежду входящим в порфирную обитель. Эстетическое звучание творчества Якова Есепкина, внешняя мрачность эталонно соответствуют канонам избранного жанра, ассоциируются с изысканной художественностью. Более поздние тексты и книги мастера столь же оригинальны, самобытны, аутентичны. Он входит в элитарный круг литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии.»
Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках
Пятый фрагмент
Хладный августа огнь золотей Ночь от ночи, ах, морок сияний, Где и юные дети детей, Где и лядвия сонных ваяний.
Хоть меж нимф царскосельских вино И глинтвейн разлием по куфорам, Аще мрамор альтанок давно Тускл и нем — время славиться Орам.
И оне воспоят лебедей Цветью мглы, эолийской росою, Ночи статуй иль пьяных блядей Истеняя холодной красою.
Одиннадцатый фрагмент
На портальниках сада тлеют Золоченые августом фавны, Меж дерев ли юдицы блюют, Их червовые хлебы отравны.
Иль одно шелк менад течен мглой, Содомитский атлас небоволен, Всяка дщерь — с ядовитой иглой, Абрис Низы червов и уголен.
Дивно ль яствия столов пышны, Юны хлеб во серебро макают, И в Цецилий кошмарные сны Мирра ночи и яд истекают.
Шестнадцатый фрагмент
Хлеб асийский в патерах златых И не черств, маком дышат емины, Выльем барву ли с веек пустых На истекшие мглой керамины.
Будет эта цветочность гореть, Будут мраморны Юзы и Ханны, Положат нам еще умереть, Где и феи садов недыханны.
Иль Господе велит ангелам Пир скликать о букетниках циний, И тогда мы внесем ко столам Битый золотом уголь начиний.
* Книги Якова ЕСЕПКИНА, изданные в России, США, Канаде: «Космополис архаики», «Лилии Стикса», «Мраморные сады», «Lacrimosa», «Эфемериды», «На смерть Цины», «Картины снов и застолий», «Порфирность», «Вакханки в серебре», «Притчи о менадах», «Траур по Клитемнестре», «Сангины мертвых царевен», «Оратории». Эксклюзивные предложения для российских издательств. mettropol@gmail.com
Яков Есепкин
Застолья с темными ангелами
Тринадцатый фрагмент
Вазы севрские, млечный хрусталь, Блеск патер, гостьи нощно у Дали, Жгут волошки лекифии, та ль Се планида, о коей мечтали.
Феи Ада ли нас и хранят, Век подвальников тлен расточают, Лето, лето, фурины звенят, Емин ангельских гурии чают.
Станут белые хлебы черстветь, Небы мглу отдарят камелоту-- И со усн волошковую цветь Прелием на благую золоту.
Девятнадцатый фрагмент
Фрейя август любовью дарит, Цветь небес круг садов разливает, Иль тусклы палантины харит, Мглу пием, яко вечность бывает.
Кто в серебро еще обмакнет Локны милых камен, плачьте, девы, Горицвет к белой розе и льнет, Ищут славские нас Женевьевы.
С ними будем всетемных княгинь Шелк мелить о золотах альковных И сочествовать юных богинь Во тлеющихся флоксах церковных.
Тридцать первый фрагмент
Блеск фарфорников млечно-багров, Одесные столы прелиются Нощной цветью, далече юров Хлад, а Фрейи лекифы не бьются.
Много в теремах юдиц, гляни, Веселы эти свальные бляди, Поминают коханок они, Усны мажут беленой стерляди.
Здесь и мы о холсте апронах Внемлем шум зачарованных камор, Во томительных ангельских снах Исторгая цикуту на мрамор.
* Книги Якова ЕСЕПКИНА, изданные в России, США, Канаде: «Космополис архаики», «Лилии Стикса», «Мраморные сады», «Lacrimosa», «Эфемериды», «На смерть Цины», «Картины снов и застолий», «Порфирность», «Вакханки в серебре», «Притчи о менадах», «Траур по Клитемнестре», «Сангины мертвых царевен», «Оратории». Эксклюзивные предложения для издателей нон-фикшн литературы. mettropol@gmail.com
Девятый фрагмент
Суе медленно август цедят Внове нимфы капрейского сада И пировия нощные бдят, И поят хмелем лилии Ада.
Чем дыханье цветочниц мертвей, Тем и кущ холоднее тенета, Мы и сами в золоте ветвей Дышим тьмою Господнего лета.
Хлад жаровен и млечность емин Остудят блеклый утренник вдовий, И сольется во тусклый кармин Золоченая барва столовий.
Тринадцатый фрагмент
Иль у Каи начинья темны, Золотою обводкой блистают, Льют юнидам во млечные сны Феи цветь, с небом их сочетают.
Нас еще ли царевны и ждут О истечье меловых язминов, Яства барвой холодной ведут, Плечи кутают в шелк палантинов.
Оглянемся — из битых лекан Гостьи снов преядают, икая, И на волосы мертвых Циан Тьму лиет и атраменты Кая.
Девятнадцатый фрагмент
Сад парфянский охладой тенет Фей цветочных манит и старлеток, Увивает их златом виньет, Дарит легкостью червных балеток.
Тще о цвети июльской рыдать, В ней утешны ваянья земные, Будем нимф ли пиры соглядать, Яко области ждут нас иные.
Иль Господе очнется: нефрит Изливают на диносы кроны И червовые платья харит Углем неб выжигают матроны.
Конкурс:
2.9.2013, 22:12
