Конкурс:Мисc Лето

[Leda2]

Яков Есепкин

Концерт в записи

Приближение к зеркалу

Весна твоей жизни совпала с весною,
Венцы филармонии Бах осеняет,
И плачут над каждой органной трубою
Заздравные свечи, и воск их не тает.

Над пурпурной тяжестью бархатных кресел
В сребристо-линейном ристалище зала
Горящею радугой реквием взвесил
Электроорган векового накала.

Он помнит величье и свечки иные,
Ручейную сладкую негу вотуне,
Бессмертие любит изыски свечные,
Червовые искусы в черном июне.

Давно извели бедных рыцарей дивы,
Какие спасать их брались всебесстрашно,
Лишь фурьи меж нас, а белые Годивы
В альковах вкушают с принцессами брашно.

Дались нам аркадии княжеских спален
Темнее, доныне мы там хороводим,
Невинников легкость дика, вакханален
Их танец, Рудольф, что и девиц изводим.

Коль всех отравили цветками граната,
Еще семенами и зернами, Коре
Вернем эти яства, за фугой соната
Звучит пусть, Алекто ль мила Терпсихоре.

Нам чистые ангелы шлют угощенья,
Нам розы свои ароматы даруют,
Свободней музыцы сии обращенья,
Царицы стонежные с нами пируют.

Серебряных эльфам гвоздей яко видеть
Не стоит и маковый рай неохранен,
Закажем убийцам армы ненавидеть,
Равно им терничник нектарный возбранен.

А что воровать друг у друга ауру,
Мы были велики и время лишь наше
Лелеяло пенье и нашу тезуру
Червленою строчкой тянуло по чаше.

Теперь из нее пьют эльфии нектары,
Летят ангелки на мрамор белладонны,
И нимфы златые влекут в будуары
Убитых царей, и алмазятся донны.

Нет маковых раев, а мы и не плачем,
Сон вечности крепок и белых альковниц
Еще мы успеем почтить, и сопрячем
Еще партитуры в охладе маковниц.

Когда лишь в партере темнеет от света,
Близ фата-морган усмиряются чувства,
На пленке миражной в слоях черноцвета
Сияет немая пластина искусства.

[Leda2]

Яков Есепкин

• «Весьма очевиден глобальный кризис всей системы высшего гуманитарного образования, ставшей заложницей ортодоксальности и косности профессуры. Ее нынешняя формация сама воспитана (как и предыдущие) на догмах едва ли не схоластического порядка. Литературный прогресс завершается Серебряным веком, последующие сто лет исчезают во времени. Это интеллектуальная катастрофа для пяти потерянных поколений. Гении масштаба Есепкина становятся недоступными фигурами.»
Н. Свешников (из статьи «Ложное покаяние»)

Портреты юдиц за млечными столами

Двадцать первый фрагмент

Спи, Никея, чаруйся, Эпир,
Тьма уйдет и опять взвеселимся,
Грянет царственно благостный пир,
Согляди, как пием и белимся.

Что и кровь, что скелеты в шкафах,
Се вино из подвалов Руана,
Пир так пир, лейте, юдицы, ах,
Чернь свою на портрет Дориана.

Сколь откупорим ночь и к столам
Занесут красных амфор и свечек,
Мы и будем пеять ангелам,
Тлесть во льду херувимских сердечек.

Тридцать девятый фрагмент

Дама-глория в бледную мглу
Небодарственный веер уронит,
И подсядут к честному столу
Ягомости, их ночь ли хоронит.

Мы ль, Циана, вольно пировать
Собирались, но пиры иные
Здесь текут, будем тьму обрывать
С шелка фей, принты весть ледяные.

Где вы, маковки рая, одне
Хоры юдиц богинь и встречают,
И серебро на красном вине
Зло гасят, и сумрак источают.

Сорок второй фрагмент

Тусклой миррою чела цариц
Ангелки овели, пировые
Источают небесность кориц,
Бал взыскуют одесно живые.

Под холодным серебром вино
Застоялось, менады, сливайте
Хмель в амфоры, мы бредим одно,
Веселитесь, еще пировайте.

Божевольные Цины к столам
Яства горние вынесут, мраком
Их свивая, чтоб присно юлам
Всетризниться за темным араком.

Пятидесятый фрагмент

Пировые Флиунта восждут
Фей небесных, рапсодов эфирных,
Се и мы, нас, Господе, блюдут
Цари млечные в тогах порфирных.

На язмина серебро, на цветь
Бледно-желтых и басмовых лилий
Выльем кровь, аще нам огневеть,
Нам однем пить и мелы вергилий.

Станут юдицы нощность алкать,
Хлебы мазать остудой карминов,
И начнут ангелки соискать
Черных вдов под серебром жасминов.

Портреты юдиц за троном всевластия

Десятый фрагмент

Южный сумрак дыханием роз
Молодых овевает альтанки,
Се бессонное царствие Оз,
Се цариц веселят пуританки.

Девы юные, грации нив
Златоносных, вдыхайте охладу
Ночи краткой, чела наклонив,
Песнь внемлите – за трелью руладу.

Вечность хмелем своим прелиет
Сад мечтаний, цветенья купажи,
И в холодной багрице виньет
На закат вас умчат экипажи.

Восемнадцатый фрагмент

Именинные щедры столы,
Хлебы пышны, розетки ледовы,
И менины чудесно белы,
И веселые пирствуют вдовы.

Темный яд в кубки неб солием,
Будут розы всечервные тлиться,
Будут юдиц гурмы о своем
Красно плакать и снова хмелиться.

Пусть Господе на хорах благих
Нощно зрит, как пеют ягомости
И травятся от вин дорогих
Увитые исцветием гости.

Двадцать седьмой фрагмент

Вишни черные в тортах сладки –
Переспелые, зноем литые,
Сохваляют июль ангелки,
Мглу на хлебы лиют золотые.

Именинному пиру хвала,
Мы с гиадами днесь пироваем,
Блещут яства ночного стола,
Их атраментной тьмой покрываем.

Так чернеет всеалое, Брут,
Млечность глории выбьет золоту,
И церковные флоксы вберут
Угасания нашего слоту.

Сороковой фрагмент

Розы майские яд берегут
Для июля и августа, Литы,
Именин мы ждали, но бегут
Девы свеч и мертвы Кармелиты.

На атрамент лишь кровь солием,
Оды эти не к радости, чаде,
Именитства ль – цветет Вифлеем,
Кто взалкает о траурном саде.

И начнут пламенеть небеса,
И Господь, мглою твердь обнимая,
Прелиет нам в седые власа
Розный дождь неотмирного мая.

Пятидесятый фрагмент

В лазурите небесный корвет,
Мимо ангелей мчат цеппелины,
Одотечный атрамент плывет
На золоту эдемской малины.

Трон всевластия райских цветниц
Сень межзвездная тьмой накрывает,
Будем слушать еще ль меловниц,
Где юдольная чернь пировает.

Иль Господе со хоров не зрит
Слоту черную, пламень биющий
Во скульптурный ночной лазурит,
По челам и остиям текущий.